Роза и Маргарита Ряйккенен

---

Статьи

Воспоминания

Лекции

Эссе по Л.Толстому

Связаться с нами

Дополнительные сайты

доступны на:

ENGLISH

Русском

ТОЛСТОЙ О ЖИЗНИ

 

Роза Ряйккенен

 

I

 

Что такое моя жизнь? Такой вопрос задал себе Лев Толстой, поняв, что он, зрелый человек и писатель, не может далее жить и творить, четко и предельно честно не ответив себе на этот вопрос. И он принялся отвечать на этот вопрос, написав в конце концов «О жизни».

Действительно, человек живет и вкладывает все свои силы, все свое время в то, что он понимает как свою жизнь. От того, что он понимает как свою жизнь, зависит то, что он делает, а от чего удерживается, что он считает важным, а без чего предполагает обойтись, и наконец, то, что он передает следующему поколению людей.

Что Толстому было ясно с самого начала, это то что: «Живет всякий человек только для того, чтобы ему было хорошо, для своего блага... Жить для каждого человека все равно, что желать и достигать блага. » Но что такое благо для человека, если все его наслаждения преходящи, а его самое дорогое – его личность – подвержена страданиям и смерти, и постоянна только жизнь вне его личности, которая ему не важна или не так важна, как жизнь его собственной личности.

«Так что та единственная чувствуемая человеком жизнь, для которой происходит вся его деятельность, оказывается чем-то обманчивым и невозможным, а жизнь вне его, нелюбимая, не чувствуемая им, неизвестная ему, и есть единая настоящая жизнь.»

По глубочайшему убеждению Толстого «фарисеи», то есть религия, говорит о бренности земной жизни и о лучшей жизни где-то за гробом, для достижения которой нужно исполнять определенные обряды, но в большинстве своем люди им не верят, так как и сами представители религии от благ земной жизни не отказываются, а даже очень за них сражаются. И если та жизнь, которую человек живет сейчас, бессмысленна, то какой смысл может быть у какой-то другой жизни, за гробом?

«Книжники», то есть наука, утверждает, что жизнь человека соответствует функционированию клеток его физического тела. Наука исследует процессы этого функционирования, но о жизни человека, с его стремлением к благу, ничего сказать не может.

«А жить надо. Жизнь человеческая есть ряд поступков от вставанья до постели; каждый день человек должен не переставая выбирать из сотни возможных для него поступков те, которые он сделает.» Как же ему выбирать, если он не знает в чем его благо?

И что такое истинная жизнь, если «Жизнь человека, как личности, стремящейся только к его благу, среди бесконечного числа таких же личностей, уничтожающих друг друга и самих уничтожающихся, есть зло и бессмыслица, и жизнь истинная не может быть такою.»

Толстой принялся за поиск ответа с достойной подражания основательностью. Он не остановился перед изучением греческого и древнееврейского языков, чтобы читать философов античности и Каббалу, нашел определения жизни у Конфуция и Лао-Цзы, у браминов, Будды, греческих стоиков, еврейских мудрецов и Христа. И решил, что определение Христа согласуется с другими и включает в себя все другие определения: «Жизнь – это любовь к богу и к ближнему, дающая благо человеку».

К пониманию бога Толстой пришел через осознание того, что разумное сознание есть источник и содержание жизни человека. Он осознал, что жизнь человека не есть его животное существование от рождения до смерти. Это только проявление его жизни, его физическая форма. А настоящая жизнь не начинается с физического рождения и не кончается физической смертью, а представляет собой бесконечное развитие его сознания в разных формах существования, переходящих одна в другую и соответствующих степени, потребностям и возможностям развития сознания. «Но сколько бы ни искал человек во времени той точки, с которой бы он мог считать начало своей жизни, он никогда не найдет ее», то есть жизнь сознания вневременна.

В философии Толстого бога можно понимать как бесконечное и вневременное сознание, которое является источником и сущностью всякой жизни. И когда человек осознает в себе это разумное сознание, он осознает в себе бога. Это сознание, бог, на самом деле неразделимо. «В разумном сознании своем человек не видит даже никакого происхождения себя, а сознает свое вневременное и впепространственное слияние с другими разумными сознаниями, так что они входят в него, а он в них».

Раз разделение на личности условно и иллюзорно, то понятно, что и благо личности – понятие иллюзорное.. Если человек хочет блага прежде всего для своей личности,тогда он ждет, что все другие личности будут желать блага именно ему, даже больше, чем себе, а это невозможно, так как каждая личность тоже будет желать блага в первую очередь себе. Получается, что благо невозможно, пока человек чувствует себя отдельной личностью и желает блага только этой личности.

Совсем другое дело, если человек осознает свою общность и даже слияние с другими сознаниями. Он может повернуть свое желание блага по направлению к другим и сделать их благо для себя более важным, чем даже благо собственной личности. И он может надеяться на то, что и другие так поймут и сделают, и в этом и будет настоящее реальное благо для каждого и для всех.

Обращение блага на других – это и есть любовь к богу и к ближнему, дающая благо человеку. Жизнь человеческая обретает смысл. Невозможно спорить с такой логикой, и человечество знает многие примеры людей, которые превращали такое понимание в практику жизни. Логика эта настолько проста и понятна, что Толстой надеялся, что большинство людей вот-вот пробудятся от своего неразумного животного состояния к разумному, истинно человеческому, и тогда вся жизнь на земле изменится.

Толстой писал столетие назад, и мы сейчас видим, что пробуждение затянулось, как минимум, на это столетие, во время которого люди слепо и ожесточенно сражались друг с другом и с самой планетой за свое личное иллюзорное благо. И продолжают сражаться. Почему же они не вняли слову Толстого, не исполнили его завета? Сам писатель подсказал и ответ на этот вопрос.

Когда разум человека пробуждается от животного состояния к истинно человеческому, тогда человек только и начинает ставить вопрос о жизни. Но тогда он уже не может вернуться к своему прежнему пониманию. Оно разрушается, как неизбежно разрушается семя, когда появляется росток и начинает прорастать, формируя новое растение.

У многих людей сознание еще пребывает в плоти семени, и они не хотят и боятся его разрушения, движимые инстинктом самосохранения. Поэтому откровения первопроходцев стараются, как минимум, не замечать, а с ними самими поступают в лучшем случае как с отщепенцами или ненормальными, а в худшем случае как с преступниками.

Толстой тоже не избежал этой участи, несмотря на свою известность писателя. Его отлучили от церкви, его последние, самые зрелые, произведения остались неизвестными широкой публике, и многие десятилетия даже в России его знали как чудака с нереальными идеями, хотя и гениального романиста. Его знали и продолжают знать как человека противоречивого, хотя на самом деле трудно найти такую глубоко обоснованную и практически проработанную идеологию жизни, какую дал Толстой в своих последних публицистических произведениях: «О Жизни», «Исповедь» и «Так что же нам делать».

Эта идеология осознана писателем в разных аспектах: отношения человека к религии, науке, обществу, и наконец, в чем состоит и как может быть найден выход из современного состояния сознания к тому, которое и даст благо всем и каждому. Свою повседневную жизнь Толстой строил в точном соответствии со своим пониманием жизни: минимум запросов в быту, максимально возможное самообслуживание и бесконечное служение главному – любви: «Любви в будущем не бывает; любовь есть только деятельность в настоящем.»