Роза и Маргарита Ряйккенен

---

Статьи

Воспоминания

Лекции

Эссе по Л.Толстому

Связаться с нами

Дополнительные сайты

доступны на:

ENGLISH

Русском

ТОЛСТОЙ ОБ ОБЩЕСТВЕ

 

Роза Ряйккенен

 

VI

 

Когда мы исследуем взгляд Льва Толстого на общество, его политику, экономику и мораль в работе «Так что нам теперь делать?», мы должны иметь в виду, что это писал не человек из угнетенных слоев общества, который был бы недоволен общественным устройством в его стране и собирался его изменить революционным путем. Это писал граф, рожденный в одной из самых привилегированных и близких к власти семей России, богатый землевладелец и знаменитый писатель, чьи книги издавались по всему миру.

В то же время, это писал человек, который не принимал насилия ни в какой форме: ни революционного, ни освещенного церковью, ни государственного, ни личного. И мы можем поверить, что его взгляды диктовались исключительно совестью и разумом, то есть теми свойствами его сознания, которыми он воспринимал мир и его устройство.

Воззреня Толстого были несомненным вызовом для его современников. Они обращались к их совести и разуму. Можем ли мы использовать его мысли и актуальны ли еще те общественные проблемы, которые вскрыл писатель столетие назад?

Толстой начал свое исследование общества с практической ситуации, которая поставила его в тупик. В Москве он увидел бездомных людей, стоявших на улице, чтобы попасть в ночлежный дом. Первым побуждением писателя было дать им милостыню, но вскоре понял, что то, что он им дает – это мелочь, которая ни его совесть не успокаивает, ни их положения не меняет. Так как же им помочь?

Со свойственной ему добросовестностью писатель решил воспользоваться переписью населения, чтобы узнать нужды этих бедных людей и привлечь богатое общество на помощь им. Толстой и раньше не гнушался общества трудовых людей из народа: в деревне он ходил косить вместе с мужиками, в городе - пилить дрова. Здоровый и сильный человек, писатель любил физический труд и уважал людей, занимавшихся этим трудом. Задумав благотворительное дело, он предполагал, что бедных бездомных людей удастся с помощью денег, внесенных богатыми, как-то устроить так, чтобы они могли далее вести достойную человека жизнь.

У Толстого ничего не получилось ни с какой стороны. Богатые не были готовы дать больше, чем просто милостыню, но оказалось, что даже если бы денег набралось достаточно, не было возможности просто деньгами решить проблемы бедных. Проблема бедности, бездомности и бесперспективности жизни оказалась глубоко запрятанной проблемой общественного устройства, выходящей на поверхность, с одной стороны, в виде безнадежной бедности, а с другой стороны, в виде бессмысленной роскоши. Одна сторона невозможна без другой, как две стороны одной монеты.

Поняв, что причиной и средством сохранения того и другого состояния людей были деньги, Толстой начал разбираться в том, что такое деньги, с чего они начались и для чего на самом деле существуют. Он обратился к экономической науке и из нее узнал, что деньги – это только орудие обмена. Толстой не поверил и стал разбираться в этом вопросе на примерах жизни. В результате он пришел к выводу о том, что деньги – это средство принуждения людей делать не то, что им бы хотелось делать. Деньги – это сила. Люди, обладающие этой силой, могут заставить других людей, у которых денег нет, работать на себя, то есть лишить их свободы, поработить их.

«Живет народец в Африке, в Австралии, как жили в старину скифы, древляне. Живет этот народец, пашет, водит скотину, сады. Мы узнаем о нем тогда, когда начинается история. История же начинается с того, что наезжают завоеватели.» Завоеватели отнимают все, что могут. В первую очередь объявляют землю своей собственностью. А дальше они выбирают тот способ порабощения местного населения, который им удобнее.

Вначале это было личное рабство. Первые демократии в древней Греции строились на труде рабов. Этого как будто никто не замечал, и даже таким выдающимся философам, как Платон и Аристотель, казалось несомненным то, что без рабов жизнь невозможна, так же невозможна, как без войн, откуда рабы и брались.

Экономика демократии на другом континенте – Американском – также строилась вначале на рабском труде привозимых из Африки людей. Рабов можно было заставить работать физическим насилием. Но гораздо проще и эффективнее оказалось принудить людей, бывших прежде свободными, к работе золотом, деньгами. Деньги оказались необыкновенно удобным средством для этого. О них не нужно заботиться, как о рабах, их легко перевозить, а в наше время и возить их не надо – все делают компъютеры.

Толстой на примере острова Фиджи показывает, как завоеватели – американцы – потребовали с туземцев и их вождя денежную контрибуцию, и как через это впоследствии большая часть туземцев оказалась рабочими на плантациях белых колонистов, вынужденными работать за самую мизерную плату, чтобы выжить. У Толстого все прослежено поэтапно, и деньги везде служат для людей, имеющих власть, прямым средством присвоения труда тех людей, у кого нет денег и власти.

Это делается через ренту, то есть оплату трудом за возможность пользоваться землей и орудиями труда. Толстой пишет: «...какая причина того, что одни люди, имеющие землю и капитал, могут порабощать людей, у которых нет земли и капитала?

Ответ, представляющийся здравому смыслу, тот, что это происходит от денег, имеющих свойство порабощать людей.... Лишение земли и орудий труда и есть порабощение.» Получающий ренту будет ее увеличивать и уменьшать плату за труд, как он только сможет.

Те страны, которые века назад захватили земли, природные богатства (металлы, нефть, алмазы и т.п.) и присвоили себе труд людей, получили первоначальный капитал для своего быстрого развития. Эти дополнительные ресурсы помогли им стать развитыми странами, в которых уровень жизни гораздо выше, чем в их бывших колониях.

Посмотрим глазами Толстого и спросим, остались ли деньги средством насилия в развитых странах. Во всех развитых странах сохраняется существенная группа людей, живущих на грани прожиточного минимума и вынужденная трудиться только для обеспечения собственного выживания.

В то же время, каждый член общества постоянно подвергается интенсивной рекламе соревновательного потребительства, которая не останавливается перед воздействием на самые низменные инстинкты и желания человека, заставляя его крутиться во все ускоряющемся цикле непрерывного приобретения и траты денег.

В бывших колониях многие люди вынуждены работать долгие часы в самых невыносимых условиях, чтобы только обеспечить свое выживание. Таких людей на нашей планете большинство. И это большинство, работая за низкую плату, позволяет меньшинству жить так, что насилие денег не так заметно, как удобство пользования ими.

Технологическое, информационное и социальное развитие последних десятилетий привело к размыванию различий. В большинстве стран деньги обеспечивают те же рыночные механизмы. Промышленность ряда бывших колоний развивается гигантскими темпами, переводя их в положение развитых стран, позволяя людям получать больше денег за свой труд.

С одной стороны, можно только радоваться. Мировая экономика развивается, производительность труда растет, возможности потребления возрастают неограниченно...

С другой стороны, экономическое развитие уже вызвало загрязнение земли, воды и воздуха и многообразную экологическую деградацию. Появилась опасность необратимого изменения климата с катастрофическими последствиями. С включением в промышленную гонку новых густонаселенных стран эта опасность приблизилась. Обнажилась прежде не видимая сторона денег как средства экологического насилия.

Оказалось, что стремясь неограниченно поднять производительность труда, используя все больше природных ресурсов и выделяя все больше отходов в этом процессе, мы значительно ухудшаем экологическую ситуацию во всем мире. В первую очередь от этого страдают те, кто уже существовал на грани выживания.

Толстой еще столетие назад недоумевал: почему экономическая наука учитывает только землю, орудия труда и сам труд как составляющие производственного процесса и « почему лучи солнца, вода, пища, знания не признаются отдельными факторами производства.» Он объяснял это тем, что именно на первые три фактора может быть предъявлено право собственности. В то же время он подчеркивал, что для истинного понимания экономических отношений важно учитывать еще много других факторов.

Писатель говорит о человеке как о смысле существования общества и ищет путей обращения с ним, свободных от насилия. Он считает, что по сути неправильно насильно заставлять человека делать то, что он делать не желает. «Единственный признак благости дела есть то, что люди свободно исполняют его. И такими делами полна жизнь людей... Дела же, к которым люди должны быть пригоняемы силою, именно вследствие этого насилия и перестают быть общими и благими».

Для человека свойственно трудиться и делиться результатами своего труда. В ситуации, свободной от насилия, если человек не может или не чувствует своей способности зарабатывать себе на жизнь, «на него любовно работают другие». Именно «любовно», а не потому, что их заставили насилием личным или денег. Работают, понимая, что, возможно, помогают этому человеку выполнять какое-то другое дело.

В глазах Толстого самым большим насильником является государство. Оно может заставить человека не только работать, но и жизнь отдать, послав его на войну. «Где будет насилие, возведенное в закон, там будет и рабство.»

Цели и средства, которыми любое государство идет к этим целям, всегда спорны. Они оспариваются оппозицией внутри и вне государства. И история часто признает эти цели ошибочными, а то и преступными.

Писатель не верит, что существует обязательство человека по отношению к государству – только у человека по отношению к другому человеку. Он видит, что «вся жизнь человеческая, со всеми столь сложными и разнообразными, кажущимися независимыми от нравственности деятельностями, - и государственная, и научная, и художественная, и торговая – не имеет другой цели, как большее и большее уяснение, утверждение, упрощение и общедоступность нравственной истины.»

Это «только кажется, что человечество занято торговлей, договорами, войнами, науками, искусствами; одно дело только для него важно, и одно дело только оно делает – оно уясняет себе те нравственные законы, которыми оно живет. Нравственные законы уже есть, человечество только уясняет их себе, и уяснение это кажется неважным и незаметным для того, кому не нужен нравственный закон, кто не хочет жить им. Но это уяснение нравственного закона есть не только главное, но единственное дело всего человечества.»

Толстой верил, что человечество уяснит себе нравственный закон и будет жить им; он провидел, что оно должно будет поменять понимание цели своего существования. Начав с признания неправоты своей прежней жизни с ее стремлением к личному благу он нашел для себя ответы на вопрос - «что нам делать?»:

«Первое: не лгать перед самим собой, как бы ни далек был мой путь жизни от того истинного пути, который открывает мне разум.

Второе: отречься от сознания своей правоты, своих преимуществ, особенностей перед другими людьми и признать себя виноватым.

Третье: исполнять тот вечный, несомненный закон человека – трудом всего существа своего, не стыдясь никакого труда, бороться с природою для поддержания жизни своей и других людей.»